Ночь.
Я выхожу на улицу и честно не понимаю, какого ситха я тут делаю в такое время
Прохладный воздух, коснувшись моих легких, каким-то образом сумел прогуляться по всему телу.
Вечно меня несет куда-нибудь. Зато можно полюбоваться на утренние предрассветные звезды. Интересно, можно 6:10 назвать предрассветным временем? Возможно.
Выруливаю из двора на свою дорогу к метро, и замечаю на грязно-зеленовато-голубоватом небе маленькое одиноко повисшее облако. Чем-то мы с тобой похожи.
Здорово. Тихо. Город еще спит.
Хотя это иллюзия, и вскоре она рушится, когда через стройную линейку магазинчиков начинает просачиваться шум машин. Их не видно за стройной линейкой магазинчиков, но слышно.
Наконец-то обрела голос это небольшая рекламна над газетным киоском и теперь тихо ворчит, перевертывая треугольнички, потому что никто на нее не смотрит. Пока.
Напоминаю себе, что в запасе не так много времени, как ни хочется подольше постоять, подняв голову на небо.
Под ногами постепенно перестает поскрипывать и похрустывать хрупких лед луж, и возникают ступеньки, так ловко уводящие меня в душное, искуственно освещенное, но вполне цивилизованное подземелье.
Ненавижу юбки. Тем более такие. Длинные и пошуршивающие. Но там, куда я еду, нужно быть чуть ли не при параде. Ничего. С собой любимые потертые джинсы, и я сменю на них эту дурацкую юбку как только появится первая возможность. Главное, не сделать это раньше )
-Зарядите, пожалуйста, на апрель.
Мне кивают и забирают кусочек пластика.
Уже апрель, доходит до меня. Что это значит? Да ровным счетом ничего.
Мне возвращают пластик с фотой и черной полоской, и он теперь опять может играть с турникетами, молча заставляя их подмигивать зеленым глазком, хотя, когда карточка вместе со мной окажется за его пределами, он втихаря вновь покраснеет.
Далее начинается иная игра на полупустом перроне.
Люди смотрят в туннель, ожидая, когда же из него вырвется металлический монстр, подчиненный человеческой руке. Едва сдерживаемый гул совсем близко. Будто поезд замер у черты и ждет стартового выстрела, чтобы сорваться с места. Но стоит огням забегать по стенам станции, как люди отворачиваются, делая вид, что все это время смотрели в стену и вовсе не желают, чтобы он видел, что его ждали. Прямо как с любимым провинившимся щенком.
Ну, вот и все.
Слегка покачивая, этот он несет меня по тоннелям, и может быть через некоторое время я снова ступлю на закованную в асфальт поверхность земли, чтобы поднять глаза на утренние звезды, если они к тому времени не погаснут, устав меня ждать.